В принципе, мужское гомосексуальное сознание и создаваемый им образный мир сами крайне фаллоцентричны. Культ "размеров", потенции и прочих мужских атрибутов у геев даже сильнее, чем у натуралов. Однако для гомосексуала член - не столько символ власти и могущества (фаллос), сколько средство наслаждения (пенис), причем как в активной, так и в пассивной, рецептивной форме. Гей хочет не только "брать", как все мужчины, но и отдаваться.

Некоторые теоретики придают особое значение наличию у геев, наряду с пенисом, второго локуса (лат. - место, центр) контроля и удовольствия - ануса. Как выразился французский философ Ги Хокенхем, "еби меня в задницу, и я чудесным образом снова превращу твой застывший фаллос как воплощение власти в живой пенис, инструмент свободно текущего желания".

Чисто сексологически, анальный контакт между мужчинами действительно "интереснее" гетеросексуального, потому что у мужчины есть предстательная железа, раздражение которой доставляет удовольствие обоим партнерам и тем самым провоцирует совместность и взаимность их удовольствия (в гетеросексуальных отношениях это происходит при коитусе). Однако дело не столько в анатомии и физиологии (что куда совать), сколько в психологии (что при этом переживается). Анальная интромиссия подчеркивает ценность самораскрытия, самоотдачи, передачи другому власти над собой, позволение ему войти в самые интимные, священные, закрытые глубины твоего тела и твоего Я.

Этот момент рецептивности, пассивности, которая строго табуируется гетеросексуальной маскулинностью, присутствует и в других гомосексуальных техниках. Оживляя фаллос, гомоэротическое воображение создает модель мужского тела как чувствующего и ранимого, причем эти переживания оказываются эротически приятными.

Отсюда вытекает целый ряд психологических и эстетических последствий.

1. Мужское тело может быть объектом. На него можно смотреть, и этот взгляд не унижает ни того, кто смотрит, ни того, кем любуются.
2. Реабилитированный пенис освобождается от тягостной обязанности постоянно притворяться фаллосом.
3. Снятие с мужского тела фаллической брони повышает его чувствительность и облегчает эмоциональное самораскрытие, что очень важно в отношениях как мужчинами, так и с женщинами. 4. При этом даже самые традиционные мужские качества, вроде мускулатуры, становятся средствами эмоциональной и сексуальной выразительности.
4. Понимание своего тела не как крепости, а как "представления" расширяет возможности индивидуального творчества, изменения, инновации, нарушения привычных границ и рамок.
Буржуазный канон эффективности сводил мужские телесные потребности к минимуму. Американский писатель Джон Апдайк сравнивал мужское тело с ракетой одноразового действия: "Жить в мужском теле - все равно, что иметь банковский счет. Пока оно здорово, вы о нем не думаете. По сравнению с женским телом, его содержание необременительно: периодический душ, подстригание ногтей раз в десять дней и стрижка волос раз в месяц. Ну, и конечно, ежедневное бритье".

Геям, которые постоянно изобретают себя, подобные представления чужды. Гомосексуальное тело - изменчивое, творимое тело. Это творчество не ограничивается сменой одежды или прически. Американский писатель-гей Джон Речи, который много разнимался бодибилдингом, требует, чтобы к его телу относились как к произведению искусства: "Почему творения интеллекта - книги, картины, другие формы "искусства" можно достойно демонстрировать, выставлять напоказ, а тело - нет? Я потратил часы, дни, месяцы, годы на книгу. Я хочу, чтобы ее приняли, любили, хвалили, чтобы ею восхищались, искали ее. Но чем мое тело хуже? Я также потратил на него часы".

То есть мужчина откровенно испытывает удовольствие от демонстрирования себя другим, ему приятно быть видимым. Раньше эта потребность считалась исключительно женской; если ее замечали у мужчин, в ней видели проявление болезненного эксгибиционизма, а внимание к собственному Я подпадало под рубрику нарциссизма. На самом деле "субъектности" в этом образе нисколько не меньше, чем в традиционном каноне маскулинности, просто это другая, более тонкая и текучая субъективность. 

Это предполагает и другой тип межличностных отношений: спор о том, кто, на кого и как именно может смотреть, уступает место обмену взглядами, отношение становится субъектно-субъектным. Говоря словами Шера, "эротика взгляда больше не вращается вокруг динамики "смотреть на" или "быть рассматриваемым" (т.е. проникать в другого или самому подвергаться проникновению, активности и пассивности), а вокруг взаимности, когда субъект одновременно видит и является видимым, так что происходит встреча субъективностей, переживаемая как признание того, что ты познаешь другого, а он познает тебя".